Владимир Казаков - Время в долг
«Может быть, и лучше, что у меня нет хозяйки?» – спрашивал себя Романовский, вспоминая крутой нрав Марфы Петровны.
Его влекло к молодым. Среди них он чувствовал себя не мудрым, а равным. Кроме зеркала, его никто не мог бы убедить, что он в полтора раза старше своих новых друзей. Еще не зная, что это обычное состояние любого здорового и доброго пожилого человека, он давил в себе это чувство, считая ненормальным. Ночами придумывал, какой подарок преподнесет Светлане в день рождения ребенка. Он торопил время, будто ждал собственного наследника. О нём он мечтал в годы войны с Катей – единственной любимой женщиной. О ней он думал и сейчас в минуты одиночества.
– Семен, а ты хоть чуть-чуть помнишь родителей? Тот не поднял белесой головы от шахматной доски.
– Чего молчишь?.. Шах!
– Нет. Я был мальцом… Ближе Анны Родионовны никого не помню.
– А… – Романовский увидел, как Мария приложила палец к губам. – Еще шажок, Сема!
Отвлёк игроков звонок в дверь.
– Минутку! – Семен вышел в коридор.
– Борис Николаевич, не надо о родителях, – заторопилась Мария. – Это больно для Сени. Надолго портится настроение, и вообще… не надо!
– А кто эта Анна Родионовна?
– Его воспитательница в детском доме. Мы и сейчас к ней изредка ходим, а по большим праздникам обязательно. Но мне кажется она больше Васю Туманова любит, чем Сеню. Понятно, Василек нежный…
Семен вернулся с кульком пельменей.
– Балует тебя старуха! – сказал он, передавая кулек Марии. – Двести штук налепила. Возьми да возьми… Ну чего вы там придумали, Борис Николаевич? Коня-то я сниму, да и ферзь, считайте, погорел. Сдавайтесь!
– Рановато…
– Ну, как Вася летает?
– Будто не знаешь.
– Вижу. Он с детства впечатлительный. Уговорами и нотациями не поможешь парню, а черную козявку из души надо выковырнуть!
– Помнишь, из Москвы с инспекцией приезжал отставной генерал? Смирнов. Я служил у него в дивизии. Как-то пришли к нам новые самолеты марки «як», а летчики не восхитились обновкой. Построил всех генерал и говорит: «Брюзжите, старики! Чем же вам больше по душе американские «кобры»? Я тогда и выпалил: «Считаем «аэрокобру» маневреннее и легче в пилотировании. Огонь с «кобры» точнее. На вертикалях работает о» кей!» Поморщился генерал и приказал командиру полка: «Майор Дроботов, приготовиться к учебному бою. Ваша машина «кобра», моя – «як». И вот они устроили в воздухе карусель… И генерал одолел… «Як» у него легче шел вверх, круче виражил. Он «засветил» хвост «кобры» и если бы нажал гашетки, то майор Дроботов поцеловался бы с землей. «Можно воевать на «яке»? – немного погодя спросил нас генерал и сам ответил; – Вполне! Намотайте на ус!» Мы рассмеялись. Генерал тогда сказал: «Неважно, что вы безусые. Мотайте на что хотите, но запомните главное: нет ничего хуже неверия бойца в свое оружие!»
– Любите вы, Борис Николаевич, вспоминать войну… А может быть, ваш майор специально поддался генералу? Ведь генера-ал!
– Мы видели, что Дроботов старался изо всех сил, он ведь тоже симпатизировал «кобре». Но главное вот в чем, Семен: генерал страшно рисковал своей репутацией. Ведь Дроботов был лучшим истребителем фронта, да и «кобра» – проверенной машиной. Проиграй генерал – конфуз на всю воздушную армию! Но это была единственная возможность вселить веру в летчиков. И генерал не побоялся. После этого его стали уважать вдвое больше, да и сам он, признаться, ходил гоголем. – Романовский щелчком повалил своего короля. – Твоя победа, Семен! Спасибо за чай, хозяюшка!
– Посидите еще, Борис Николаевич. Сейчас пельмени.
– Извините, Маша, в следующий раз… Да, Семен, почему до сих пор не принес заявление? Ведь договорились? Сурен Карапетович, как только приехал, сразу поинтересовался.
– Рано мне в партию.
– Скромничаешь?
– Взыскание. Вернут талон, тогда.
– Тебе же говорил Аракелян.
– Не хочу поблажек, – поднял упрямые глаза Семен и вдруг улыбнулся. – Политически я еще слаб, Борис Николаевич. Соседка, старушка, что пельмени принесла, все время меня на дискуссию вызывает. Спрашивает, например: «Почему это я, мещанка, раньше анекдоты только в девичьей, да шепотком слыхивала, а сейчас на каждом углу, во всю глотку, да все про кукурузу и забайкальский хлеб?» Как серьезный вопрос, я в кусты. И оскорбляет, старая! Вот осилю ее, тогда и приду к Аракеляну.
– Наговаривает на себя, – проворчала Мария. Она подошла к столу и вытряхнула из коробки пуговицы, кнопки, крючки. Машинально Романовский потянул за медную цепочку. Из-под горки пуговиц выскользнул медальон из плексигласа. Тонкая резьба украшала края полированных элипсовидных крышек. Романовский приподнял медальон. В одну крышку была врезана фотография его фронтового командира майора Дроботова, в другую – портрет мальчика. Сразу пересохло горло, слова вырвались глухие, нескладные:
– У вас!.. Нет, чертовщина! Здесь откуда… у вас?
– А? – не понял Семен, с тревогой поглядывая на командира, застывшего с приподнятым над столом медальоном. – Вы о нем? В детском доме отдали с другими вещами. Сказали, мой. Маруся утверждает, что я не похож на этого пацана.
– Мальчик чернявый, и лицо длинное, а Сеня в его годы наверняка был как лен, – подтвердила Мария. – Он не раз посылал фотокопию с военного…
– Мария!
Остановленная окриком Семена, она запнулась, нахмурилась, и вдруг лицо ее озарилось надеждой:
– Вы что, узнали кого, Борис Николаевич?!
Романовский закашлялся, а когда успокоился, сказал:
– Померещилось… Авиационная эмблема на петлице привлекла. Давно уж такую форму не носят летчики. Красива, а?
– Там формы не видно. Один воротничок. И птичку незаметно! Вы знаете этого военного, Борис Николаевич? – внимательно вглядываясь в Романовского спросила Маша.
– Если очень захочешь, птичку можно различить, Маша, – грустно сказал Семен. – Белая… большая белая птица… Я ее пацанчиком во сне видел, да и сейчас иногда вижу…
Романовский встал и не выпуская из рук медальон, пошёл к двери:
– Пойду… Не дадите ли на время медальон? Я попиливаю безделушки из оргстекла, и хотелось бы снять узор с него. Уж больно работа филигранная.
– Возьмите, – неохотно согласился Семен. – Только не потеряйте…
* * *Этот ночью Романовский записал в дневнике
«У Семена оказался медальон майора Дроботова. Как он попал к нему? Неужели из чужих вещей? А может, все-таки…
Я, как наяву, вижу сцену, когда майор поздравлял Катю с первым сбитым самолетом и, показывая медальон, сказал: «Если бы не фотокарточки, наградил бы тебя, Катюша, вот этим талисманом. Механик подарил. Отправлю своему Сеньке с оказией…» Сеньке! Сына майора тоже звали Семен!.. А может быть, он сказал «Саньке»? Александр?
